Чу, мне Эжен не встретить,

                                          Невски воды

Ужо браздят мильярды кораблей 

О, Петербург, мостов твоих разводы

Меня пленяют пунктуальностью своей

 

Вокзал отрезан, и спеша туда

Я наебнусь с Дворцового моста…

 

Но если я таки проникну в город,

В Летнем Саду погибну от Авроры (т.е. зари)

О, Петроград!..

…К…

1

 

закрыв спиной  топорный полуостров,

где я топтал и не был рассечен

от взоров пасынков Петра и Павла,

теперь сбежал, безмерно утончен,

единым, для меня возможным

из четырех возможных для других,

реально не беспочвенным путем.

Единственным, как видишь, сухопутным.

(Пожалуй, не хождение по воде

Вполне заменит проживанье на болотах)

на север. Где подгнившие леса

обтянуты вечноболотным тюлем,

и ограждают  Монферрана и других

от окружающей среды, от Петербурга,

от тех же пасынков и Павла, и Петра.

2. 

Мы встретимся снова. Сменив все,

включая цвет глаз.

Я хочу сказать, что не стоит помнить мой адрес

- вырежет время, загонит в профиль, в фас

в какой-то иной, еще не известный абрис.

 

Город не то что бы плох, но едва ли в нем хватит надолго

Меня, я же принял с лихвой

 анемии неврозов, простуды и сбитый с толка,

Я единственно, по недосмотру живой,

 

Сам себе сутенер потому-то карман и пуст

Оттого-то и сердце гремит как дрезина на рельсах.

Я сам себе доктор, в горле устойчивый вкус –

Эликсир Парацельса.

Между тем ночь стремиться в отрыв, в пароксизме азарта,

 я напротив, упал - релаксирую в музыке сфер.

 улыбнись мне окраиной рта поднебесная марта,

 я ведь твой рядовой bona fide, мой офицер.

Я задрочен на тех, кто уже покорился весне,

 здесь на раз остывает чай - глоток в полчаса.

в вполоборота к обрыву, лицом к стене.

 нас скоро кончат дружок, береги глаза.

 

(Теперь и там зима,

где, в сущности, погода

беспола: ни туда и не от туда,

но если здесь свирепствует простуда,

то у тебя все тот еще ноябрь.)

 

Снег сыплется за ворот осторожно

 

Тем и простужен я, но всякий день

Короче предыдущего, а сутки

Как будто бы длинней, в лопатки дует

Пронзительный сквозняк, мои глаза

Зима бинтует

Своим полусухим, колючим снегом.

который не отбрасывает тень

И оттого непредсказуем

 

 а хризантемы здесь растут в теплицах.

И, полагаю, в наших бледных лицах

вполне была б уместна бирюза

… но в здешнем освещении глаза

слезятся   и порой приобретают

цвет двухвалентного железа т.е.

бутылочный. Что ж ,   эта новость

тебя едва смутит, если вообще достанет.

 

В действительности стоит ли глядеть

коль скоро близорукость превращает

любую дрянь Балтийского пейзажа

в холодную сырую акварель.

что скучно для меня и грустно

для Ангела пришпиленного к небу,

(уверен , Господи прости, в его руках

теперь не крест, но часть оконной рамы)

что вредно для его фактуры,

что в свою очередь неважно для меня

 

крести меня окном, вонзай в мой бок

стилеты сквозняка, под кожу

вводи декабрьский переменный ток

вверь глаз пейзажу…

 

3

когда б я смог купить себе пальто

я, верно, стал бы в нем ходить по пашне

и видеть как  насыщенным бордо

пронзает осень фаллос телебашни.

и оплодотворяет небеса

все тем же вездесущим Морзе,  птицы

Простужено скользят, закрыв глаза

и не рассчитывают возвратиться…

… 

Песня

Ноябрь захлебнется в разводах своих затяжных дождей

Смоет соль с обветренных губ, рана солнца сгорит в зрачке.

Бинтом ляжет снег в чернозем обожженных закатом полей

Я буду один как палец на спусковом крючке

Отчужденье в зените – газетам проще молчать

Парламентеры весны рвутся в сны

С этим нужно кончать

Шум железных дорог, теплый ветер с твоей стороны.

Но я просыпаюсь один

 что обьявленье войны.

 

С твоим появленьем я стал одиноким вдвойне.

 

 

 

Я Влюблен.

 

Я снова один, как палец на спусковом крючке

Пистолета чей номер стерт наждаком и лица

Собраны, отражены в зрачке

Я влюблен в петлю на своей петлице

 

Что же ангел-хранитель? Его отстранят от полетов

И уже безнадежно сверкая венцом

Мой небесный секьюрити реет в среде самолетов

С утомленным ,бледным лицом